ГЛАВА 15.

     Луна сияла  - июльская  ночь  была тиха - изредко подымался ветерок,  и
легкий шорох пробегал по всему саду.
     Как  легкая тень молодая красавица  приблизилась  к  месту назначенного
свидания. Еще никого не было видно, вдруг из-за  беседки очутился Дубровский
перед нею.
     - Я всь знаю, - сказал  он  ей  тихим и печальным  голосом. - Вспомните
ваше обещание.
     - Вы  предлагаете мне свое  покровительство, - отвечала Маша,  -  но не
сердитесь - оно пугает меня. Каким образом окажете вы мне помочь?
     - Я бы мог избавить вас от ненавистного человека.
     - Ради бога,  не трогайте  его,  не смейте его  тронуть,  если вы  меня
любите - я не хочу быть виною какого-нибудь ужаса...
     -  Я  не трону его, воля ваша для меня священна. Вам обязан он  жизнию.
Никогда злодейство не будет совершено во имя ваше. Вы должны быть чисты даже
и в моих преступлениях. Но как же спасу вас от жестокого отца?
     - Еще есть надежда. Я надеюсь тронуть его моими слезами и отчаянием. Он
упрям, но он так меня любит.
     - Не надейтесь по пустому: в этих слезах  увидит он только обыкновенную
боязливость и  отвращение, общее всем молодым девушкам, когда идут они замуж
не  по страсти, а из  благоразумного расчета;  что  если возьмет  он себе  в
голову сделать счастие ваше вопреки вас самих; если насильно повезут вас под
венец, чтоб навеки предать судьбу вашу во власть старого мужа...
     - Тогда, тогда делать нечего, явитесь за мною - я буду вашей женою.
     Дубровский затрепетал -  бледное лицо покрылось  багровым румянцем, и в
ту же минуту стало бледнее прежнего. Он долго молчал - потупя голову.
     - Соберитесь с всеми силами души, умоляйте отца, бросьтесь к его ногам:
представьте ему весь ужас будущего, вашу молодость, увядающую  близ хилого и
развратного старика  - решитесь на жестокое объяснение; скажите, что если он
останется  неумолим, то...  то  вы найдете  ужасную защиту...  скажите,  что
богатство  не доставит вам ни  одной  минуты  счастия; роскошь  утешает одну
бедность, и то с непривычки на  одно  мгновение; не отставайте  от  него, не
пугайтесь ни его гнева, ни угроз  -  пока останется хоть тень надежды,  ради
бога, не отставайте. Если ж не будет уже другого средства...
     Тут Дубровский  закрыл  лицо руками, он,  казалось,  задыхался  -  Маша
плакала...
     - Бедная, бедная  моя участь, - сказал он, горько  вздохнув.  - За  вас
отдал  бы  я жизнь, видеть вас издали, коснуться  руки вашей  было  для меня
упоением. И когда открывается для меня возможность  прижать вас к волнуемому
сердцу и сказать: Ангел умрем! бедный, я должен остерегаться от блаженства -
я  должен отдалять его  всеми  силами... Я  не  смею  пасть  к  вашим ногам,
благодарить  небо  за  непонятную  незаслуженную  награду. О  как  должен  я
ненавидеть того - но чувствую - теперь в сердце моем нет места ненависти.
     Он  тихо обнял стройный  ее стан и  тихо  привлек ее  к своему  сердцу.
Доверчиво склонила она голову на плечо молодого разбойника. Оба молчали.
     Время  летело. -  Пора,  - сказала наконец  Маша. Дубровский как  будто
очнулся от усыпления. Он взял ее руку и надел ей на палец кольцо.
     - Если решитесь прибегнуть  ко мне, - сказал  он, - то принесите кольцо
сюда, опустите его в дупло этого дуба - я буду знать, что делать.
     Дубровский поцаловал ее руку и скрылся между деревьями.

ГЛАВА 16.

     Сватовство  князя  Верейского не было уже тайною для соседства - Кирила
Петрович  принимал  поздравления, свадьба  готовилась.  Маша  день  ото  дня
отлагала решительное  объявление.  Между тем обращение  ее со старым женихом
было  холодно  и  принужденно. Князь  о  том  не  заботился.  Он о любви  не
хлопотал, довольный ее безмолвным согласием.
     Но  время шло. Маша  наконец решилась  действовать -  и написала письмо
князю Верейскому; она старалась  возбудить в его сердце чувство великодушия,
откровенно  признавалась, что не  имела  к  нему ни малейшей  привязанности,
умоляла его отказаться от ее  руки  и самому защитить ее от власти родителя.
Она  тихонько  вручила письмо князю  Верейскому,  тот прочел  его наедине  и
нимало  не  был  тронут  откровенностию своей невесты.  Напротив, он  увидел
необходимость  ускорить свадьбу  и  для того  почел  нужным показать  письмо
будущему тестю.
     Кирила Петрович взбесился; насилу князь мог уговорить его не показывать
Маше и виду,  что  он уведомлен о ее письме. Кирила Петрович согласился ей о
том не говорить, но решился не тратить времени  и назначил  быть свадьбе  на
другой же день. Князь нашел сие весьма благоразумным, пошел к своей невесте,
сказал  ей, что письмо очень  его опечалило,  но  что он надеется современем
заслужить ее привязанность, что мысль ее лишиться слишком для него тяжела, и
что он  не  в  силах согласиться  на  свой  смертный  приговор.  За  сим  он
почтительно поцеловал  ее  руку  и  уехал,  не сказав ей ни  слова о решении
Кирила Петровича.
     Но едва успел он выехать со двора, как отец ее вошел,  и напрямик велел
ей быть  готовой  на  завтрашний  день.  Марья  Кириловна, уже взволнованная
объяснением  князя Верейского, залилась слезами и бросилась к ногам  отца. -
Папинька, - закричала она жалобным голосом, - папенька, не губите меня, я не
люблю князя, я не хочу быть его женою...
     - Это что  значит,  - сказал  грозно  Кирила Петрович,  - до сих пор ты
молчала  и  была  согласна,  а   теперь,  когда  всь  решено,  ты   вздумала
капризничать и  отрекаться Не изволь  дурачиться;  этим со мною ты ничего не
выиграешь.
     - Не губите меня, - повторяла бедная Маша, - за что гоните меня от себя
прочь, и отдаете человеку нелюбимому, разве я вам надоела, я хочу остаться с
вами по прежнему.  Папенька, вам без меня будет грустно, еще грустнее, когда
подумаете, что я несчастлива,  папенька: не принуждайте меня, я не хочу идти
замуж...
     Кирила Петрович был  тронут, но  скрыл  свое  смущение и  оттолкнув  ее
сказал сурово:
     - Всь это вздор, слышишь ли. Я знаю лучше твоего, что нужно  для твоего
счастия. Слезы тебе не помогут, послезавтра будет твоя свадьба.
     -  Послезавтра,  - вскрикнула Маша,  -  боже мой! Нет, нет, невозможно,
этому не быть. Папенька, послушайте, если уже  вы решились погубить меня, то
я найду защитника, о котором вы и не думаете, вы увидите, вы  ужаснетесь, до
чего вы меня довели.
     -  Что?  что?  -  сказал  Троекуров,  - угрозы!  мне угрозы, -  дерзкая
девчонка!  -  Да  знаешь ли  ты, что  я  с тобою  сделаю  то,  чего ты и  не
воображаешь. Ты смеешь меня  стращать защитником. Посмотрим,  кто будет этот
защитник.
     - Владимир Дубровский, - отвечала Маша в отчаянии.
     Кирила  Петрович  подумал,  что она  сошла  с  ума,  и  глядел на нее с
изумлением. - Добро, - сказал он  ей, после некоторого молчания, - жди  себе
кого  хочешь  в  избавители, а покаместь сиди  в этой комнате, ты  из нее не
выдешь до самой свадьбы. - С этим словом Кирила  Петрович вышел  и запер  за
собою двери.
     Долго  плакала бедная девушка, воображая всь, что ожидало ее, но бурное
объяснение  облегчило  ее  душу, и  она спокойнее  могла рассуждать о  своей
участи и о том, что надлежало ей делать. Главное было для нее: избавиться от
ненавистного  брака;  участь супруги  разбойника  казалась  для  нее  раем в
сравнении со жребием, ей уготовленным. Она  взглянула на кольцо, оставленное
ей Дубровским.  Пламенно желала  она с ним увидеться наедине и еще раз перед
решительной минутой долго  посоветоваться.  Предчувствие  сказывало  ей, что
вечером  найдет  она Дубровского  в  саду,  близ беседки; она решилась пойти
ожидать   его  там  -  как   только  станет  смеркаться.  Смерклось  -  Маша
приготовилась,  но  дверь  ее  заперта  на ключ. Горничная отвечала ей из-за
двери, что Кирила Петрович не  приказал ее выпускать. Она была под  арестом.
Глубоко  оскорбленная, она  села  под  окошко, и до глубокой ночи  сидела не
раздеваясь, неподвижно глядя  на темное небо. На рассвете она  задремала, но
тонкий сон ее был встревожен печальными видениями и лучи восходящего  солнца
уже разбудили ее.

ГЛАВА 17.

     Она  проснулась,  и  с  первой мыслью  представился  ей  весь  ужас  ее
положения.  Она позвонила,  девка вошла и на вопросы ее отвечала, что Кирила
Петрович вечером  ездил в Арбатово и возвратился поздно, что он дал  строгое
приказание не выпускать ее из ее комнаты и смотреть за тем, чтоб никто с нею
не говорил - что впрочем не видно никаких особенных приготовлений к свадьбе,
кроме  того,  что велено  было попу  не отлучаться из деревни  ни под  каким
предлогом. После сих известий девка оставила Марью Кириловну и снова заперла
двери.
     Ее  слова ожесточили  молодую  затворницу  -  голова ее кипела  - кровь
волновалась - она решилась  дать знать обо  всем  Дубровскому и стала искать
способа  отправить  кольцо  в  дупло заветного  дуба;  в  это время  камушек
ударился в окно ее, стекло зазвенело - и Марья Кириловна взглянула на двор и
увидела  маленького  Сашу,  делающего  ей   тайные  знаки.  Она  знала   его
привязанность и обрадовалась ему. Она отворила окно.
     - Здравствуй, Саша, - сказала  она, - зачем ты меня зовешь? - Я пришел,
сестрица,  узнать от вас, не надобно  ли вам  чего-нибудь. Папенька сердит и
запретил всему дому вас слушаться, но велите  мне сделать, что вам угодно, и
я для вас всь сделаю.
     - Спасибо, милый мой Сашинька, слушай: ты  знаешь старый  дуб с дуплом,
что у беседки?
     - Знаю, сестрица.
     - Так  если ты меня  любишь, сбегай туда поскорей, и положи в дупло вот
это кольцо, да смотри же, чтоб никто тебя не видал.
     С этим словом она бросила ему кольцо и заперла окошко.
     Мальчик поднял кольцо, во весь дух  пустился бежать  -  и в  три минуты
очутился у заветного дерева. Тут он остановился, задыхаясь, оглянулся во все
стороны и положил колечко в  дупло. Окончив  дело благополучно, хотел он тот
же час донести о  том Марьи  Кириловне,  как вдруг рыжий и  косой оборванный
мальчишка мелькнул из-за беседки, кинулся к  дубу и  запустил руку  в дупло.
Саша быстрее белки бросился к нему и зацепился за, его обеими руками.
     - Что ты здесь делаешь? - сказал он грозно.
     - Тебе како дело? - отвечал мальчишка, стараясь от него освободиться.
     -  Оставь это кольцо,  рыжий заяц, - кричал  Саша, - или  я проучу тебя
по-свойски.
     Вместо ответа тот ударил его кулаком по лицу, но Саша его не выпустил -
и закричал во всь горло: - Воры, воры - сюда, сюда...
     Мальчишка  силился  от него отделаться. Он  был повидимому двумя годами
старее Саши,  и гораздо его сильнее, но  Саша  был увертливее.  Они боролись
несколько минут,  наконец рыжий  мальчик одолел. Он повалил Сашу на  земь  и
схватил его за горло.
     Но в это время сильная рука вцепилась в его рыжие и щетинистые волосы и
садовник Степан приподнял его на пол-аршина от земли...
     - Ах, ты,  рыжая  бестия,  - говорил  садовник, - да как ты смеешь бить
маленького барина...
     Саша успел вскочить и оправиться. - Ты меня схватил под силки, - сказал
он, - а то бы никогда меня не повалил. Отдай сейчас кольцо, и убирайся.
     - Как не так,  -  отвечал рыжий, и вдруг перевернувшись на одном месте,
освободил свои  щетины от руки Степановой.  Тут он пустился было  бежать, но
Саша  догнал  его, толкнул в спину,  и мальчишка упал со всех ног - садовник
снова его схватил и связал кушаком.
     - Отдай кольцо!
     -  Погоди, барин,  -  сказал Степан,  - мы  сведем  его на  расправу  к
приказчику.
     Садовник  повел  пленника на  барской двор, а  Саша  его сопровождал, с
беспокойством поглядывая на свои шаровары, разорванные и замаранные зеленью.
Вдруг все трое очутились перед  Кирилом  Петровичем, идущим осматривать свою
конюшню.
     - Это что? - спросил он Степана.
     Степан  в коротких  словах описал всь  происшедствие.  Кирила  Петрович
выслушал его со вниманием.
     - Ты, повеса, - сказал он, обратясь к Саше, - за что ты с ним связался?
     - Он украл из дупла кольцо, папенька, прикажите отдать кольцо.
     - Какое кольцо, из какого дупла?
     - Да мне Марья Кириловна... да то кольцо...
     Саша смутился,  спутался. Кирила Петрович нахмурился -  и сказал, качая
головою:
     -  Тут замешалась  Марья Кириловна. Признавайся во всем, или так отдеру
тебя розгою, что ты и своих не узнаешь.
     -  Ей-богу,  папенька, я, папенька  - - Мне  Марья Кириловна ничего  не
приказывала, папенька.
     - Степан, ступай-ка да  срежь мне хорошенькую, свежую березовую розгу -
-
     - Постойте, папенька, я всь вам  расскажу. Я сегодня  бегал по двору, а
сестрица  Марья Кириловна  открыла окошко -  и  я подбежал  - и сестрица  не
нарочно уронила  кольцо,  и я спрятал его в  дупло,  и  -  и  - - этот рыжий
мальчик хотел кольцо украсть.
     -  Не  нарочно  уронила,  а ты  хотел  спрятать - -  Степан,  ступай за
розгами.
     - Папенька, погодите, я  всь  расскажу. Сестрица Марья Кириловна велела
мне сбегать к дубу и положить кольцо в дупло, я и сбегали положил кольцо - а
этот скверный мальчик...
     Кирила Петрович обратился к  скверному мальчику - и спросил его грозно:
- Чей ты?
     - Я дворовый человек господ Дубровских, - отвечал рыжий мальчик.
     Лицо Кирила Петровича омрачилось.
     - Ты, кажется, меня господином не признаешь, добро, - отвечал  он.  - А
что ты делал в моем саду?
     - Малину крал, - отвечал мальчик с большим равнодушием.
     - Ага, слуга в барина: каков поп, таков и приход, а малина разве растет
у меня на дубах?
     Мальчик ничего не отвечал.
     - Папенька, прикажите ему отдать кольцо, - сказал Саша.
     - Молчи,  Александр,  - отвечал Кирила  Петрович, -  не забудь,  что  я
собираюсь с тобою разделаться.  Ступай в свою комнату. Ты  - косой  - ты мне
кажешься малый не промах. - Отдай кольцо и ступай домой.
     Мальчик разжал кулак и показал, что в его руке не было ничего.
     - Если ты мне во всем признаешься, так я тебя не высеку, дам еще  пятак
на орехи. Не то, я с тобою сделаю то, чего ты не ожидаешь. Ну!
     Мальчик не отвечал ни слова и стоял, потупя голову и приняв на себя вид
настоящего дурачка.
     -  Добро,  -  сказал Кирила Петрович,  - запереть его  куда-нибудь,  да
смотреть, чтоб он не убежал - или со всего дома шкуру спущу.
     Степан  отвел  мальчишку  на голубятню,  запер  его  там,  и  приставил
смотреть за ним старую птичницу Агафию.
     - Сейчас  ехать  в  город  за исправником, -  сказал  Кирила  Петрович,
проводив мальчика глазами, - да как можно скорее.
     -  Тут  нет  никакого  сомнения.  Она  сохранила  сношения  с проклятым
Дубровским. Но ужели и в самом деле она  звала его на помощь? - думал Кирила
Петрович, расхаживая по комнате и сердито насвистывая: Гром победы. - Может.
быть, я наконец нашел на  его  горячие следы, и он от нас  не увернется.  Мы
воспользуемся этим случаем. Чу! колокольчик, слава богу, это исправник.
     - Гей, привести сюда мальчишку пойманного.
     Между тем тележка въехала на двор, и знакомый уже нам исправник вошел в
комнату весь запыленный.
     - Славная весть, - сказал ему Кирила Петрович, - я поймал Дубровского.
     -  Слава богу,  ваше превосходительство, -  сказал  исправник  с  видом
обрадованным, - где же он?
     - То  есть не  Дубровского, а одного из его шайки. Сейчас его приведут.
Он пособит нам поймать самого атамана. Вот его и привели.
     Исправник,   ожидавший  грозного   разбойника,   был  изумлен,   увидев
13-летнего мальчика, довольно слабой наружности. Он с  недоумением обратился
к   Кирилу  Петровичу  и  ждал  объяснения.  Кирила  Петрович  стал  тут  же
рассказывать утреннее происшедствие, не упоминая однако ж о Марьи Кириловне.
     Исправник выслушал его со вниманием, поминутно взглядывая на маленького
негодяя,  который,  прикинувшись  дурачком,  казалось  не  обращал  никакого
внимания на всь, что делалось около него.
     -  Позвольте, ваше превосходительство, переговорить с  вами наедине,  -
сказал наконец исправник.
     Кирила Петрович повел его в другую комнату и запер за собою дверь.
     Через  полчаса они  вышли  опять в  залу, где невольник ожидал  решения
своей участи.
     - Барин хотел, - сказал  ему  исправник, -  посадить  тебя  в городской
острог, выстегать плетьми и сослать потом  на поселение  - но я вступился за
тебя и выпросил тебе прощение. - Развязать его.
     Мальчика развязали.
     -  Благодари же барина,  -  сказал исправник.  Мальчик подошел к Кирилу
Петровичу и поцаловал у него руку.
     - Ступай себе домой, - сказал ему Кирила Петрович, - да вперед не крадь
малины по дуплам.
     Мальчик  вышел,   весело  спрыгнул  с  крыльца  и  пустился   бегом  не
оглядываясь  через поле  в Кистеневку. Добежав до деревни, он остановился  у
полуразвалившейся избушки,  первой с края, и  постучал  в  окошко  -  окошко
поднялось, и старуха показалась. -  Бабушка, хлеба, - сказал мальчик,  - я с
утра ничего не ел, умираю с голоду.
     - Ах, это ты, Митя, да где ж  ты пропадал, бесенок, - отвечала старуха.
- После расскажу, бабушка, ради бога хлеба. - Да войди ж в  избу. - Некогда,
бабушка,  - мне надо  сбегать еще в одно место. Хлеба, ради Христа, хлеба. -
Экой непосед, - проворчала старуха, - на,  вот тебе ломотик, -  и  сунула  в
окошко  ломоть  черного  хлеба. Мальчик  жадно  его  прикусил  и  жуя  мигом
отправился далее.
     Начинало смеркаться. Митя пробирался овинами и огородами в Кистеневскую
рощу.  Дошедши  до   двух   сосен,  стоящих  передовыми  стражами  рощи,  он
остановился,  оглянулся  во все  стороны, свистнул  свистом пронзительным  и
отрывисто и стал слушать;  легкий  и продолжительный свист  послышался ему в
ответ, кто-то вышел из рощи и приблизился к нему.