На другой день  Захар,  убирая,  комнату,  нашел  на  письменном  столе
маленькую перчатку, долго разглядывал ее, усмехнулся, потом подал Обломову.
     - Должно быть, Ильинская барышня забыла, - сказал он.
     - Дьявол! - грянул Илья Ильич, вырывая у него перчатку из рук. - Врешь!
     Какая Ильинская барышня! Это портниха  приезжала  из  магазина  рубашки
примерять. Как ты смеешь выдумывать!
     - Что за дьявол?  Что  я  выдумываю?  Вон,  уж  на  хозяйской  половине
говорят.
     - Что говорят? - спросил Обломов.
     - Да что, слышь, Ильинская барышня с девушкой была...
     - Боже мой! - с ужасом произнес Обломов. - А почем они знают  Ильинскую
барышню? Ты же или Анисья разболтали...
     Вдруг Анисья высунулась до половины из дверей передней.
     - Как тебе не грех, Захар Трофимыч, пустяки молоть?  Не  слушайте  его,
батюшка, - сказала она, - никто и не говорил и не знает, Христом богом...
     - Ну, ну, ну! - захрипел на нее Захар, замахиваясь локтем  в  грудь.  -
Туда же суешься, где тебя не спрашивают.
     Анисья скрылась. Обломов погрозил обоими кулаками Захару, потом  быстро
отворил дверь на хозяйскую половину,  Агафья  Матвеевна  сидела  на  полу  и
перебирала рухлядь в старом сундуке; около нее лежали  груды  тряпок,  ваты,
старых платьев, пуговиц и отрезков мехов.
     - Послушайте, - ласково, но с волнением заговорил Обломов, -  мои  люди
болтают разный вздор; вы, ради бога, не верьте им.
     - Я ничего не слыхала, - сказала хозяйка. - Что они болтают?
     - Насчет вчерашнего визита, - продолжал Обломов, - они  говорят,  будто
приезжала какая-то барышня...
     - Что нам за дело, кто к жильцам ездит? - сказала хозяйка.
     - Да нет, вы, пожалуйста, не верьте: это совершенная  клевета!  Никакой
барышни не было: приезжала просто портниха, которая рубашки шьет.  Примерять
приезжала...
     - А вы где заказали рубашки? Кто вам шьет? - живо спросила хозяйка.
     - Во французском магазине...
     - Покажите, как принесут: у меня есть  две  девушки:  так  шьют,  такую
строчку делают, что никакой француженке не сделать. Я видела, они  приносили
показать, графу Метлинскому шьют: никто так не сошьет. Куда ваши,  вот  эти,
что на вас...
     - Очень хорошо, я припомню. Вы только, ради бога, не подумайте, что это
была барышня...
     - Что за дело, кто к жильцу ходит? Хоть и барышня...
     - Нет, нет! - опровергал Обломов. - Помилуйте, та барышня, про  которую
болтает Захар, огромного роста, говорит  басом,  а  эта,  портниха-то,  чай,
слышали, каким тоненьким голосом говорит, у ней чудесный голос.  Пожалуйста,
не думайте...
     - Что нам за дело? - говорила  хозяйка,  когда  он  уходил.  -  Так  не
забудьте, когда понадобится рубашки шить, сказать мне:  мои  знакомые  такую
строчку делают... их зовут Лизавета Николавна и Марья Николавна.
     - Хорошо, хорошо, не забуду; только вы не подумайте, пожалуйста.
     И он ушел, потом оделся и уехал к Ольге.
     Воротясь вечером домой, он нашел у себя на столе письмо из деревни,  от
соседа, его поверенного. Он бросился к лампе, прочел - и у  него  опустились
руки.
     "Прошу покорно передать доверенность другому лицу (писал  сосед),  а  у
меня накопилось столько дела, что, по совести сказать, не могу  как  следует
присматривать за вашим имением. Всего лучше вам самим приехать сюда,  и  еще
лучше поселиться в имении. Имение хорошее, но сильно запущено. Прежде  всего
надо, аккуратнее распределить барщину и оброк;  без  хозяина  этого  сделать
нельзя: мужики избалованы, старосты нового не слушают, а старый плутоват, за
ним  надо  смотреть.  Количество  дохода  определить  нельзя.  При  нынешнем
беспорядке едва ли вы получите больше трех тысяч, и то при  себе.  Я  считаю
доход с хлеба, а на оброчных надежда плоха: надо их взять в руки и разобрать
недоимки - на это на все понадобится месяца три. Хлеб был хорош и в цене,  и
в марте или апреле вы получите деньги, если сами  присмотрите  за  продажей.
Теперь же денег наличных нет ни гроша. Что касается дороги через Верхлево  и
моста, то, не получая от вас долгое время ответа, я уж решился с Одонцовым и
Беловодовым проводить дорогу от себя на Нельки, так что  Обломовка  остается
далеко в стороне. В заключение повторю просьбу пожаловать как можно  скорее:
месяца в три можно привести в известность, чего надеяться  на  будущий  год.
Кстати, теперь выборы: не пожелали ли бы вы баллотироваться в уездные судьи?
Поспешайте. Дом ваш очень плох (прибавлено было в конце). Я велел  скотнице,
старому кучеру и двум старым девкам выбраться оттуда в избу: долее опасно бы
было оставаться".
     При письме приложена  была  записка,  сколько  четвертей  хлеба  снято,
умолочено, сколько ссыпано в магазины, сколько назначено в  продажу  и  тому
подобные хозяйственные подробности.
     "Денег ни гроша, три месяца, приехать самому, разобрать дела  крестьян,
привести доход в  известность,  служить  по  выборам",  -  все  это  в  виде
призраков обступило Обломова. Он очутился  будто  в  лесу,  ночью,  когда  в
каждом кусте и дереве чудится разбойник, мертвец, зверь.
     - Однакож это позор: я не поддамся! - твердил он, стараясь ознакомиться
с этими призраками, как и трус силится, сквозь зажмуренные  веки,  взглянуть
на призраки и чувствует только холод у сердца и слабость в руках и ногах.
     Чего  ж  надеялся  Обломов?  Он  думал,  что  в  письме  сказано  будет
определительно, сколько он получит дохода и, разумеется, как можно больше  -
тысяч, например, шесть, семь; что дом еще хорош, так  что  по  нужде  в  нем
можно жить, пока будет строиться новый;  что,  наконец,  поверенный  пришлет
тысячи три, четыре, - словом, что в письме он  прочтет  тот  же  смех,  игру
жизни и любовь, что читал в записках Ольги.

     Он уже не ходил на четверть от полу по комнате, не шутил с Анисьей,  не
волновался надеждами на счастье: их надо было отодвинуть на три  месяца;  да
нет! В три месяца он только разберет дела, узнает свое имение, а свадьба...
     - О свадьбе ближе года и думать нельзя, - боязливо сказал он: - да, да,
через год, не прежде! Ему еще надо  дописать  свой  план,  надо  порешить  с
архитектором, потом... потом... - Он вздохнул.
     "Занять!" - блеснуло у него в голове, но он оттолкнул эту мысль.
     "Как можно! А как не отдашь в  срок?  Если  дела  пойдут  плохо,  тогда
подадут   ко   взысканию,   и   имя   Обломова,   до   сих    пор    чистое,
неприкосновенное..." Боже сохрани! Тогда прощай его спокойствие, гордость...
нет, нет! Другие займут да потом и мечутся, работают, не спят, точно  демона
впустят в себя. Да, долг - это демон, бес, которого ничем не изгонишь, кроме
денег!
     Есть такие  молодцы,  что  весь  век  живут  на  чужой  счет,  наберут,
нахватают справа, слева, да и в ус не дуют! Как они  могут  покойно  уснуть,
как обедают
     -  непонятно!  Долг!  последствия  его  -  или  неисходный  труд,   как
каторжного, или бесчестие.
     Заложить  деревню?  Разве  это  не  тот  же  долг,  только  неумолимый,
неотсрочимый? Плати каждый год - пожалуй, на прожиток не останется.
     Еще  на  год  отодвинулось  счастье!  Обломов  застонал  болезненно   и
повалился было на постель, но вдруг опомнился и встал. А что говорила Ольга?
Как взывала к нему, как к мужчине, доверилась его силам? Она  ждет,  как  он
пойдет вперед и дойдет до той высоты, где протянет  ей  руку  и  поведет  за
собой, покажет ее путь! Да, да! Но с чего начать?
     Он подумал, подумал,  потом  вдруг  ударил  себя  по  лбу  и  пошел  на
хозяйскую половину.
     - Ваш братец дома? - спросил он хозяйку.
     - Дома, да спать легли.
     - Так завтра попросите его ко  мне,  -  сказал  Обломов,  -  мне  нужно
видеться с ним.